– За что вдруг? – с легкой насмешкой поинтересовался Артур.
– Кто-то должен пожелать смерти и тебе, Миротворец. Монах, – она усмехнулась, – еще и священник. Я попросила бы тебя обвенчать нас с Варгом.
– А я бы отказался.
– Правда? – Она подалась вперед, заглядывая Артуру в лицо. – Не верю, прости. Ты слишком легко отдаешь меня, рыцарь. Или боишься? Невеста княжича – не мажья любовница, за такую и наказать могут.
Артур поднялся с кресла. Забрал у Ирмы гитару, не глядя передал подоспевшему Галешу, протянул ведьме руку:
– Пойдем.
Она не спорила. И ни о чем не спрашивала. Варг еще соображал, как ему следует поступить, а Артур уже увел Ирму из гостиной.
Альберт тут же пересел к Ветке. Она положила голову ему на плечо, подобрала ноги. Свернулась, как кошка. Разве что не замурлыкала.
Варг покосился на Альберта, на Галеша, на Карная. Даже на Ветку глянул. Нет, никто о нем плохо не думал. Карнай понятно почему – он джарг, и ему наплевать на то, что здешние обычаи требуют верности от женщины, которая станет старшей женой.
Дикие все же нравы в Единой Земле. И люди дикие.
А остальным – тем, кто полагал, будто Варг и Артур ведут из-за Ирмы негласный поединок, – им с самого начала было ясно, кто выйдет победителем. Кто, как не Артур, с его обходительностью и синими глазищами, от которых тают бабы, как масло на солнышке?
Варг вздохнул и пошел к дверям. Хочешь не хочешь, а придется поступать так, как здесь принято. Хотя бы для Ирмы. Артур – не дурак и все, наверное, поймет... Вот только Ирма, она ведь тоже не дура.
А под пальцами Галеша вновь звенели струны.
Может, и прав был Артур, когда говорил, что Галеш умеет выбирать и место, и время, и настроение. Даже сравнивал менестреля с Флейтистом. Ну, здесь старший, конечно, погорячился. А вообще... может, и вправду нынешний вечер располагает к таким вот грустным, задумчивым, безнадежным песням.
Все повторяется, день возвращается,
И возрождается ночь.
Боль воплощается, страх не прощается.
Солнце погашено, тени раскрашены,
Память исчезла вдали.
Деньги потрачены, больше удачи нет,
И не вернуть корабли.
Альберт смотрел на Ветку, но думал не о ней, думал он о том, что Галеш, менестрель Галеш, просто не мог знать таких песен. Стихов таких знать не мог. Какие корабли? Он всю жизнь свою провел в иссушенной солнцем, безводной Единой Земле.
Старший сказал, что возвращение к жизни Зако станет не смертью Галеша, а убийством. Иногда он совершенно не способен рассуждать взвешенно и отвлеченно, Артур Северный, безжалостный и верный раб своего Бога. Рассуждать не способен, а вот убить – пожалуйста. И убьет. Как только Тори займет новое тело. А убивать Галеша нельзя, он ведь поет так же, как сам Альберт плетет заклятия. И что делать? Найти другую жертву? Но другой, даже если найдется, будет таким же.
Радуйся, архангел, ведь на земле тебя помнят!
Пламя золотое имя твое поет!
Забросали статую грязи комьями.
Радуйся, архангел, что тебя кто-то ждет.
Ладно, завтра – в дорогу, подальше от этого города, от этих людей, от странностей и страхов. А песня – это всего лишь песня. И никто ничего не помнит. Верят. В собственные выдумки, в глупые сказки, в опасные фантазии верят. Но не помнят. Не осталось памяти. И холодком по сердцу... «Что доброго может прийти от мертвых?». Но ведь живы! Живы! Или?.. Спроси у старшего. И испугайся сомнения в ярких синих глазах.
Мир изменился. И изменился не к лучшему. Люди, запертые в пределах Единой Земли, потихоньку переставали быть людьми. Или так лишь казалось?
Маги, новые, молодые, смотрели на жизнь совсем иначе, чем Альберт, пришелец из другого времени и словно бы из другого мира. Они были слабее, и они ничего не делали для того, чтобы стать сильнее. Жадность и эгоизм, непреxодящий голод, вечная нехватка силы.
«Я был таким?» – спросил у себя Альберт. Ответ не приходил. С кем сравнивать, если и тогда, сто лет назад, он был сильнейшим. Единственным, кто не скрывался, не прятался от церкви.
Альберт Северный – собственность ордена Храма.
Ни с кем не приходилось делиться ни силой, ни драгоценными артефактами, ни даже новыми заклинаниями. Хотя этим, последним, поделиться хотелось всегда. Радость от сознания того, что нашел, сложил, создал сам, своим умом, что-то новое, радость эта переполняет, и нужно раздаривать ее, не скупясь, сразу, чтобы не перегорела, не стала мутным осадком с чуть кисловатым привкусом вчерашнего супа.
Профессор скупо бросал:
– Голова!
И не понять, то ли издевался, то ли и вправду хвалил.
Артур... ему оценить такое просто не дано. Он силой берет. Даже там, где стоило бы подумать. Где уж братцу в тонкостях заклинательных кружев разбираться? Впрочем, положа руку на сердце, в большинстве случаев силовое решение оказывается самым верным.
Альберт осторожно коснулся сознания брата.
Хм, сейчас Артур о силе и не помышлял. Спокойно и расчетливо, словно в шахматы играли, старший и Варг выстраивали для Ирмы красивую и безукоризненно честную композицию под названием «Это моя добыча».
Причем Арчи еще раздумывал, переносить ли действо на глаза благодарных зрителей или все-таки довести ситуацию до логического завершения в обществе одной лишь Ирмы. Первый вариант нравился ему зрелищностью. Но самолюбие кололо. Хоть и не считает интуитов за людей, а поди ж ты, не хочет публично в поражении расписываться.
«Свинья ты все-таки, братец».