Врагов выбирай сам - Страница 14

Кладбище стало пустырем за одну ночь. Даже меньше чем за ночь – за несколько часов. Не так уж много времени ушло у Артура на то, чтоб согнать в ограду всех городских мертвяков. Еще меньше потребовалось Альберту, чтобы превратить и мертвяков, и деревья, и мрамор, и даже землю в черное стекло. Прочное такое. Толстое и звонкое. Поначалу, пока было горячим, стекло шло пузырями и невыносимо воняло, воняло гаже, чем бродячие покойники. А потом застыло. Успокоилось. И стал пустырь.

Сейчас вот лошади бьют копытами в шершавую черную корку, а она звенит. И не пугаются ведь, что интересно. Или лошади стали такие, непуганые?

А ведь мог бы пойти в собор святого Георгия. То есть мог бы пойти в любой храм, благо хватает их в Шопроне – столица все-таки, – но, если так уж надо, чтобы благостно и величаво, чтоб колонны в бесконечность, и свет, словно с небес, а от дверей до алтаря не меньше двухсот шагов, то собор святого Георгия самое то, что надо. Во-первых, от «Звездня» не на запад, мимо меняльной конторы и Стеклянного пустыря, а на юг, мимо складов, кордегардии Недремлющих и лучшего в Шопроне дома терпимости... гхм.. м-да. Во-вторых, при святом Георгии как раз и расположены казармы ордена Храма. Еще вчера следовало пойти туда и по всей форме доложить о прибытии.

Высокий тонкий крест над собором святого Михаила был уже четко различим на фоне светло-синего неба. Артур посмотрел на него, ожидая привычной радости и лучиков света, что покалывают душу, как тонкие щекотные иголочки... И отвлекся. Увидел эту женщину. Она шла навстречу по другой стороне улицы, и что-то в ней было... Что-то... не так.

Одета в черное, нет, в темно-темно синее. На лице маска-домино. Это не траур, это сейчас так принято одеваться. А вот волосы черные, смоляные просто. Змеями вьются... упругими такими, блестящими. Идет – как по ниточке ступает. Голова поднята. Плечи прямые.

Герцогиня!

Артур забыл о храме, о кресте в синем небе, о неизбежных сложностях, связанных с посещением церкви святого Георгия, и целый квартал шел следом за незнакомкой, пока не понял, что же неправильно. А когда понял, вздохнул с облегчением и огляделся: где-то неподалеку он видел цветочницу.

– Простите, госпожа...

Ирма обернулась, увидела форму храмовников и почувствовала свое сердце где-то в ямочке между ключиц. Сердце колотилось. Выпрыгнуть хотело. И убежать.

Поздно.

– ...возьмите это.

Цветок. Господи-Боже-милосердный-да-будет-воля-Твоя... цветок. Майская астра – ярко-желтый шар с лепестками-лучиками.

А храмовник-то – нашла кого бояться! – совсем молоденький. И глаза у него, ох и глаза! Не бывает у людей таких, такие – у ангелов. Синие-синие-синие... Яркие!

– Откуда ты, мальчик? – Ирма взяла цветок и постаралась не улыбнуться. Ей даже удалось подпустить строгости в голос. – Разве ты не знаешь, что это невежливо – останавливать на улице незнакомую даму?

– Вежливость – для мирян.

И правда.

Ирма вернулась с небес на землю. Ангелы с синими глазами остались на небесах, а на земле был этот мальчик в форме ордена Храма. Звереныш. Пещерные львята похожи на пушистые игрушки, но зубы у них острые, как кинжалы, и шкура усыпана ядовитыми шипами. С ними нельзя играть.

С этим – тоже.

Храмовник отступил на шаг, оглядел ее с головы до ног, как художник, оценивающий картину. Кивнул. Развернулся и пошел прочь. Ни тебе «до свидания», ни, впрочем, «вы арестованы», что, безусловно, приятно.

Ирма стояла с цветком в руках. Наверное, она красиво смотрелась со стороны – вся в темном, почти черном, с ярко-желтой майской астрой. Но не мог же этот мальчик остановить ее только для того, чтобы внести последний штрих...

В картину?

Бывает же! Ирма передернула плечами, хотела выбросить подарок в ближайшую канаву, однако не выбросила. В конце концов, выходя сегодня из дома, она и сама подумывала дополнить свой мрачноватый туалет какой-нибудь броской деталью. Если б не собиралась в церковь, так бы и поступила.

Она понюхала астру. И снова посмотрела вслед уходящему рыцарю.

* * *

Женщина была дикой ведьмой, интуиткой, но это Артура не беспокоило.

Он слегка жалел, что не увидел ее лица. Зато с удовольствием вспоминал ровную и легкую походку и то, как взволнованно подымалась ее грудь, как переливался тонкий шелк платья. Красивая женщина, высокая. И гордая какая. Испугалась, но виду не подала.

Идти в таком настроении в храм было немыслимо. Артур и не пошел. Вернулся в «Звездень». Хозяин, завидев его, оживился, оторвал зад от табурета и поспешил навстречу с «Утренними ведомостями» в одной руке и конвертом – в другой.

– Вам послание, благородный сэр. Сейчас только принесли – чуть в дверях вы с посыльным не встретились. Вот, извольте.

Конверт.

Печать с храмом, увенчанным куполом.

Артур молча взял письмо. Не глядя, сунул трактирщику пять баней и пошел к себе.

Добрые или злые, но события начали развиваться независимо от него.

* * *

Дверь в комнату Альберта была незаперта, сам Альберт мирно спал, уткнувшись носом в подушку и до ушей натянув одеяло. От солнышка прятался. Артур всегда выбирал для младшего спальни окнами на юг, надеясь, что солнечные лучи заставят лентяя проснуться пораньше.

И ни разу его надежды не оправдались. Ну да ладно – это дело обычное.

Пройдя в свою комнату, он запер дверь. Распечатал письмо. Ругнулся сквозь зубы, хмуро разглядывая ровные черные строки.

«Сэр Артур, – гласило послание, – до меня дошли слухи о Вашем появлении в трактире «Звездень». Может быть, когда Вы закончите отдыхать после трудных и, несомненно, великих подвигов, Вы соблаговолите наведаться в Сегед, дабы я мог пообщаться с Вами лично?»